Владимир ЗАХАРОВ
       
        
ПРОСТРАНСТВО ЗАХАРОВА

        
Мандельштаму принадлежат слова, очень точно передающие сущность поэтического творчества: «Поэзия есть чувство собственной правоты». Владимиру Захарову чувство собственной правоты присуще с юности. Может, с детства, не знаю. Родился он в 1939 году в Казани, а познакомились мы в начале шестидесятых в новосибирском Академгородке. Сейчас уже можно говорить: в середине прошлого века.
Он учился на физическом факультете, при этом стал одним из основателей клуба поэтов, до сих пор существующего в Новосибирском университете.
С блеском защитил докторскую диссертацию, с 1991 года – действительный член Российской академии наук. Одиннадцать лет руководил Институтом теоретической физики им. Ландау. С 2005 года – регент-профессор математики Аризонского университета в городе Тусоне (США) и завсектором математической физики в Физическом институте им. Лебедева в Москве.
        Лауреат Государственных премий СССР и РФ. Лауреат медали Дирака, весьма престижной в научном мире.
Как поэт в советское время почти не печатался. Десяток стихотворений в общих сборниках, десяток
в газетах.

         В редакциях толстых журналов вызывал, по меньшей мере, удивление. Поэт Натан Злотников, отвечавший за поэзию в журнале «Юность», стараясь скрыть какие-то не совсем, наверное, поэтические чувства, сказал однажды Захарову: «Ваши стихи, конечно, лучше тех, которые мы печатаем, но поскольку по вашим глазам я вижу, что вы можете написать еще лучше, то печатать вас мы не будем». Что ж…
        Не случайно кто-то из критиков, говоря об истинном поэтическом росте Владимира Захарова, заметил: «Вот он написал:
Высоко плывут над нами меченосцы-облака. В этой строфе, видимо, опечатка. Естественнее звучало бы: Высоко плывут под нами меченосцы-облака».

До перестроечных времен стихи Владимира Захарова появлялись чаще в изданиях, к поэзии не имевших отношения. Например, в еженедельнике для руководителей предприятий, технических и хозяйственных служб «Деловая информация». «Где как не в нашем журнале печатать стихи поэта Владимира Захарова, – писал редактор «Деловой информации». – Ведь все-таки журнал наш научно-информативный, и лирика является здесь приложением, украшением, прихотью. А Владимир Евгеньевич – знаменитый ученый, директор института Ландау, один из крупнейших, всесветно признанных математиков
и физиков мира. Тем не менее, наша публикация ни в коем случае – не акт снисхождения к некоему хобби. Поэзия – вторая судьба Владимира Захарова. Параллельное, но не менее истинное его бытие».

       В 1991 и 1992 годах вышли, наконец, поэтические книги Владимира Захарова – «Хор среди зимы»
и «Южная осень». В бумажных обложках, больше похожие на брошюры «Библиотечки красноармейца и краснофлотца». Но в 2003 году он уже участник объемистой антологии четырех поэтов новосибирского Академгородка («Эхо в квадрате»). Затем, участник антологии «Строфы века», собранной и изданной Евгением Евтушенко. А в 2005 году в издательстве «Время» появилась книга избранного «Перед небом». Незамеченной она не осталась. Незамеченными обычно остаются книги, о которых много пишут. О книге «Перед небом» писали немного, но именно за нее Владимир Захаров был удостоен премии «Петрополь» (Санкт-Петербург) и медали имени Виктора Розова.
С той поры печатается регулярно. В журналах «Арион» и «Новый мир» (Россия), в альманахах «Встречи» и «Побережье» (США). Он член Союза Российских писателей и Российского ПЕН-центра. То есть, параллельное бытие, о котором мы говорили в начале, обрело некое новое качество. «Конечно, – писал Михаил Синельников, – Владимиру Захарову понадобилось немало отваги и невозмутимости для того, чтобы, постоянно находясь в привычной и очень специфической академической среде, отстоять возможность иного воплощения».
      В замечательной статье «Пространство как предмет поэзии и науки» Владимир Захаров писал: «Большинство математических пространств имеет узкоспециальные названия. И все же, многие математики мечтают, чтобы какое-нибудь из вновь появившихся на свет пространств было названо их именем. Потому что главнейшие пространства, изучаемые в математике, названы именами великих. Таково, прежде всего,
пространство Евклида. Таковы пространство Гильберта и пространство Банаха (первое является частным случаем второго). Таковы же пространство Римана, пространство Лобачевского, пространство Эйнштейна… Думаю, в поэзии, особенно в российской, пространств не меньше. совершенно точно, в российской поэзии давно уже существует
пространство Захарова. Как оно устроено? К какому классу пространств принадлежит? На то и существует читатель, чтобы выяснить это. Читатель – всегда жертва эксперимента.

      «Что, если новорожденный человеческий ребенок попадет каким-то таинственным образом из нашего плоского в кривое трехмерное пространство? – писал в своей статье Владимир Захаров. Например, в пространство Лобачевского, или внутрь трехмерной сферы. Оба эти пространства столь же симметричны и одинаковы во всех своих точках, как наше. В них есть характерная длина – радиус кривизны. Пусть она много больше размеров человека (иначе жить ему будет невозможно), но соизмерима с масштабом его сферы обитания, скажем, километр, или около того. Сможет ли этот ребенок через некоторое время так же свободно ориентироваться в своем пространстве, как мы в своем? Сможет ли он переделать свою «врожденную идею» трехмерного плоского пространства в идею трехмерного пространства постоянной кривизны? Да еще замкнутого… «Мы все, жившие в „годы застоя“ – не без горечи замечал Владимир Захаров, – помним то раздражение и недовольство окружающим порядком, которое тогдашняя жизнь вызывала у нас. Пустые магазины, крамольные генсеки, неспособные по-человечески слово вымолвить, нелепая внешняя политика и, главное, отсутствие свободы, отсутствие возможности поехать за границу, невозможность написать по собственному усмотрению и опубликовать, например, такую статью, как эта («Пространство как предмет поэзии и науки». – Г. П.). Это недовольство породило литературу протеста, одним из пионеров которой был Бродский, потом Венедикт Ерофеев. Я сознательно не называю Солженицына, который после своей вынужденной эмиграции перестал оказывать влияние на литературную жизнь России…»

      В указанном недовольстве, несомненно, скрыты корни гражданской поэзии Владимира Захарова. Я не знаю сегодня ни одного поэта, который так естественно обращался бы к темам политическим, сиюминутным, и одновременно выказывал чудесную строгость стиля, свойственную, пожалуй, лишь серебряному веку.
     Взлетающий голос Владимира Захарова запоминается навсегда. Блеск глаз, динамика жестов – он весь в этом, в рычании и в восторге, который мне повезло слышать и видеть много раз – в новосибирском Академгородке, в Москве, над Аризонской пустыней, где в ночи светятся тысячи цветных огней, отраженных вдруг проносящимися в небе «фантомами». «Декабрь, докембрий, смутный вид…», «Этот ветер церковно-приходский… «На вокзалах будущего холодно, полутьма…», «Пьяный мастеровой, пьяный мастеровой, подгибающиеся ноги…» Все это, и многое-многое другое входит в названное выше пространство Захарова.     

 Геннадий Прашкевич, Новосибирск, 2008

    Смотрите книгу стихов В. Захарова "ВЕСЬ МИР – ПРОВИНЦИЯ"

   « назад, на стр. "Наши авторы"